Когда мы говорим о русском обществе, о русском государстве, об отношении друг с другом, то мы должны понимать, что порушено и что предстоит восстанавливать. Русская власть — та власть, за которой не бегают, от нее бегают — так как это тяжесть и тяжелейшая ноша, потому что связана с ответственностью перед народом. Сегодня «власть» не связана с народом, потому что она на другой стороне, там, где сладко, где нет никакой ответственности. Для самозванцев самовластие лучше любого наркотика. Для них «власть» — это ни за что не отвечать, творить что хочется, реализовывать все свои страсти (от чего там так много педофилов, воров и т.д.). А еще кто-то думает, что их можно исправить... Для них это не ноша — это наслаждение и страх потерять свое место. Сегодня, при новой «Манежке», при том, что придется строить землю и налаживать управление той части, где начнутся государственные изменения, необходимо в первую очередь изменять принципы отношения людей, иначе все построенное тщетно. Любая власть, оторванная от народа, недееспособна, она же не устанавливается декларацией. Государство наше возникло из того, насколько люди смогли самоорганизоваться. У нас не было поземельной аристократии.
Конституция — это констатация революции, войны или разрухи. До 1906 года у нас не было конституционной агрессии против нашего образа жизни, против государственности. Закон русской жизни — это констатация улучшения существовавшего положения вещей и их же улучшение.
Излишнего законотворчества не надо было. Не то, что сейчас в Госдуме творится, где всё идет не от народа. Сегодня закон — это колючая проволока, проложенная к чубайсовскому крематорию. Ельцинская конституция — орудие против Руси. Русская власть — это те, кто берут тяжести освобождения, а не те, кто рвется к власти. Научиться связываться с людьми, умение выделять важность информации, знание способов передачи информации до быстрой реакции и правил формирования групп — всё, что должен каждый вызубрить назубок, чтобы применить по правде.